На скатерти громады лет
Тычинкой вытку
Багряный лозунг свой:
«Живи, мужик, пока живой»!

Поэзия быта

Положу я тебе на плечо руку теплую, сердцем согретую; упаду в сизый дым твоих глаз, растворюсь в соках тела желанного. Нежным облаком я обниму все мечтания твои и предчувствия, напою и вином до бесчувствия, на кровать среди роз уложу...
- "Проспишься, позвони!".

• • •

Искал тебя я всюду. В отрогах гор Кавказа истерся посох мой, тонул с пирогой в дикой Амазонке. Я замерзал с пингвином в Антарктиде, с медведем белым на торосах мерз, по раскаленному песку пустыни к заветной цели еле полз. Искал на ветках баобаба, в норе крота, в гнезде синиц, в дупле, в огне, в дыму, в тумане - везде искал... ты здесь сидишь.
- "Кончай курить, пошли домой!".

• • •

Сказал: люблю, и замер в ожидании ответных слов из уст твоих. Роса блестит, лучом играя, в интимных складках томных губ. Ты подалась вперед - обдало жаром всего меня. Как я дрожу! В желании, изнывая, жду. Вот губы приоткрылись, засверкали молочным всплеском жемчуга зубов. Два ровных ряда разошлись прелестно, я награжден: ты, наконец-то, скажешь мне в ответ...
Ах, нет, опять зевнула...

• • •

Мерцают тени, шелест раздается. Он все сильней в карманах каменных пещеры. Волною душной залетают ушастые вампиры в зал высокий, в слепом кружатся танце, натыкаясь порой на сталактиты, друг на друга, устраивая свару крыл когтистых, - поют на ультразвуке песнь любви. По острым камням, резво извиваясь, шипя на все вокруг и брызгая слюною ядовитой, от ног моих гадюка уползает в чернеющий провал пещеры мертвой...
- "Вернись, родная, все прощу!".

 

Похмельная рапсодия

У самого синего моря осеннего
Я слушал Есенина, в лодке качаясь.
Шептала на ушко: раздень и одень меня,
Гладила ручки, под утро прощаясь...
Короче, пьян я был, не помню ничего.

Из правил дорожного движения

Однажды в студеную зимнюю пору
По зимнику ехал казак молодой.
Глядит, поднимается медленно «в гору» …
Вот так и погиб он с торчащей елдой.
Водитель, не отвлекайся за рулем!

На кабацкой стороне

Огнеглазая - ветром поена.
Сладкогрудая - ночью кормлена.
Звонкострастная - пьяным съедена.
Златой денежкой в кабаке сидишь,
Ухмыляешься, на меня глядишь.
Погоди чуть-чуть - выпью водки я
И паду к ногам рваной пачкою.
Ты прости меня, девка красная,
Что рублем дарю, а не жвачкою.
Ну, нету жвачки у меня!!!

Весенний тост

Случится так:
В нежданный час придет весна.
Холодный наст растает звонко.
Ручьем веселым ото сна
Земля проснется. Нежно, тонко
Закатят трели соловьи.
Уйдет мороз. Засветит солнце.
И маки лепестки свои
Протянут под твое оконце.
И грянет гром вразрез природе,
Затянет дымкой горизонт.
От струй дождя на огороде
Ускачет чучело под зонт…

Лишь стихнут капли, снова ярко
Цветами вспыхнет небосвод,
И станет сердцу томно, жарко,
И даль внезапно позовет.
Тихонько скрипнут половицы.
Спросонья охнут гулко ставни.
Вспорхнут с кустов хмельные птицы,
Вином росы пьяненной стаей…

А где-то там, у Зурбагана,
Взрезая волны мчится бриг,
И алый парус неустанно
Терзает ветер–озорник.
Спешит корабль к встрече нежной.
И мысли тянутся к порогу…

Но вдруг зима метелью снежной
Сковала льдом любви дорогу.
Так наливай скорей народ
Бокал шампанского и грогу.
Сегодня пусть растает лед,
А бриг мечты пробьет дорогу!

На сиделках

Засиделись на сиделках два сидельника сидя́. Си́дя сядут, пересядут, встанут, сядут, сядут, встанут. Пересядут, снова сядут, сядут, снова пересядут. Снова сядут, встанут, сядут, ...и до ночи так сидят.

К Высоцкому

Алло, 07? Девушка родная, дайте мне Высоцкого, милая моя. Что, меня не слышите? На линии пробои? Дайте мне Володю, я вам говорю! Как какого Вову, вы меня изводите. Он на белом свете есть такой один. Дайте мне Высоцкого, нашего поэта, вечного бродягу с гитарой на ремне. Как такого нету?! Это кто же умер! Ты чего там, стерва, в трубку шелестишь?! Посмотри внимательней. В списках должен значиться, в книге телефонной не мертвых, а живых. Ну-ка, повтори-ка, что ты мне сказала... Или я свихнулся, либо это сон. Лишь совсем недавно пил с ним за здоровье матушки-отчизны нашей дорогой. Пел мне песни тихо, тренькая по струнам, на вагонной полке, сидя скособясь. Были наши души так ему подвластны. Были наши чувства у него в зубах. Видел мир как все мы. Но молчать не мог он, как молчали мы... Не могу поверить, что убили совесть русского народа, сердце разорвав. Врешь ты мне мадонна телематиграфа! На плетень наводишь тень! Ну, кончай дурачиться. Пошутили, хватит. Насмеялись вдоволь, - не по делу, правда, я тебя прощу, - только дай Володю, набери же номер, Господи Иисусе, ну можно ж поскорей!.. Что, уже на проводе? Говорил же я тебе, мать твою родимую, тыщу лет живи! Сделай-ка, сестренка, чтоб нам не мешали. Убери помехи с этой полосы. Время не засчитывай - нам нужна с ним вечность. На проводе Высоцкий? Ну, здравствуй, это я...

 

Я не хочу тебя!

Я не хочу тебя! Оденься и уйди. Не хохочи, теперь я не шучу! Ты слишком рано отдалась. В ладонь упала червоточным плодом. Уйди, прошу, не вызывай изжоги. И не торгуйся «паюсной икрой». Я знаю цену ей. Пресыщен вялым салом с душком авгиевых конюшен. Но не стервятник я, прошли его года, и падалью живой я больше не питаюсь. Ступай алкать шершавым языком к юнцам. Они неопытны, там будешь ты мадонной, богинею казарменных палат. Не скульптор я, чтобы всю жизнь лепить из пластилина. Влечет меня упругая лоза. Две мысли в беспокойстве, прикрытые ресницами стыда. Рука к руке, чтоб вечность в них лежала, а поцелуй бессмертие даровал. Чтоб отдалась лишь потеряв сознание, в безумство доведенная ласканьем, обманутая сладострастьем слов, посулами намерений серьезных. Я пью вино, сжимая в пальцах сорванную гроздь. Я умираю… и рождаюсь снова. Я разрываюсь в пыль, пыльцою оседая на сосках, и растворяюсь солнцем в нежной коже!.. Такие же как ты, по прихоти животной, наевшись твердого мозолистой губой, детей рожаете от хитрости порока и одинокой матерью вы с гонором зоветесь, локтем пихая в сторону таких же матерей. Ты слышишь, тряпка грязная. Прикрой грехи – ты женщина. Смеешься, не наскучило? Ползешь ко мне опять. Я не хочу тебя. Ты слышишь, не хочу тебя. Пойми, я не хочу тебя! Уйди ж скорее, блядь!!!

 

Триптих

В военных мундирах убийцы стоят,
В парадном строю,
Не касаясь друг друга.
И жаждут одно лишь - войну,
Блеснуть тупоумием и силой.

До боли в суставах сжат автомат,
Штыки в нетерпении сверкают,
Пена со рта стекает ручьем,
Скрежет зубов оглушает.
Нет складок раздумий на бритых под лоск черепах.

В военных мундирах садисты стоят.
Им хочется крови теплой напиться,
Текущей из раны под сердцем ребенка,
Его матерью мертвой, но мягкой еще, насладиться.

Сжечь кров всех тех, кто не в строю
И выбить из мозгов
Все чувства, страсти, разум.
Шагать и мять, бежать, ломать, крушить.
Чтоб выжить самому
Не дать другим дожить.

В военных мундирах положены в ряд
Гниющие трупы солдат.
Зло усмехаясь в парадном строю,
Другие вампиры стоят.
Им хочется крови лежащих напиться.
Противник повержен! Жизнь хороша!
Железные нервы. Стальная душа.

В военных мундирах не люди стоят...

. . .

Идет по жизни человек
Походкою уверенной.
Лишь двадцать лет ему,
Лишь двадцать ярких весен.
Путь освещен моралью и законом,
И в жилах кровь горячая бежит.
Он весел и речист.
Душа, как белый лист,
Без жирных пятен времени чернильных.

Вдруг из угла в лицо ему
Из темноты порочной
Летит пощечина судьбы
И резко бьет его, и больно.
Чуть пошатнувшись, устоял
И дальше путь продолжил.
Сильна упругая спина,
Румянец с щек не сходит.
За поворотом брачным он,
Пройдя совсем немного,
Попал в капкан измены правою ногой
И тут же левой оступился.
Свалился в яму с мерзостною жижей.
И рог во лбу, и сзади вшивый хвост.
Взревел остаток мысли беспокойной,
Взрываясь волей, сжатою в кулак.
Рывок! И снова он свободен.
Не носорог и не макак.

Продолжен путь упрямой воли жизни
Со стиснутою челюстью надежды.
Взгляд прям, походка тороплива,
Дороженька ухабами пестрит.
А солнце все же светит, светит солнце!
И жить велит, велит, велит!..
Бежит по жизни человек.
Мелькают дни и годы.
Все сорок лет ему,
Дождливых лет осенних.
Что видел он в расцвете лета?
Что ощутил? Что осознал?
Удар по носу кирзовым ботинком?
Удар в живот тупою головой?
Падение собственного нрава
В прострации винных паров?
Затмение рассудка и морали
В случайном ложе со случайною женой?
А где же любовь? Прошелестела мимо.
Где же правда жизни? Затуманен взор.
Где души человечьи какими мать их родила,
Стеная в муках долгожданных?
Где все они?! Остались втуне?
Неведомы прошли в тумане грез?
Не узнаны под масками общения?
Не встречены на тореном пути?..

Но жизнь не кончена еще,
И есть куда идти.
Найти, что раньше не нашлось
И поместить в груди.
Вон света лучик впереди
Блеснул и замер затаясь.
К нему беги, мой человек,
Стремясь поймать его, понять,
В экстазе грудь свою порвать
И приютить его
Под теплотой трепещущего сердца,
Делясь энергией, покоем и любовью...
Бежит, бежит мой человек.
Он будет счастлив!
Будет жить достойно.

Как вдруг, корявая рука клеветника
За полу пиджака схватила одержимо.
Постой, мой друг - шуршит она.
Умрешь, мой враг - шипит она
И тянет за собою.
- Пусти меня! Я – человек!
Невинен я пред всеми и тобою!..
Крепче лохматые пальцы руки сжимают суставы его
В стремлении добраться до горла и там завершить свой намеченный путь.
Со вздохом последним и верой в уме
Жертва вздевает в молчании буйном руки к закону -
Строгому сыну завядшей в недугах 3емли...

Вечные силы инерции
Вечны и в мыслях людских.
Черные тени бездушия
Черны и при взрыве светил.
Ржавые цепи коммерции
Золотом блещут в сумах.
Пегие кони амбиции
Скачут по нашим телам.

...Сидит при жизни человек
В застенках равнодушных.
Потерян счет годам,
Холодным зимам долгим.
Болит спина, текут глаза, не гнутся ноги.
Взгляд отрешен.
Иссохший мозг не мыслит боле.
Лишь от звонка и до звонка
По гулкой камере бетонной
Шагает медленно от двери до окна и от окна до двери,
И в угол из угла, и вдоль стены, и кругом ходит ровным.
Последние шаги до смертного одра.
Идет от жизни человек, от посрамленной жизни...

Светла вода реки спокойной. Прохладу ломкую храня, течет в брегах измеренной дорогой, даря живительную влагу цветку, проросшему на склоне зеленого холма. Набравши силу, тот цветок даст жизнь овце невинной, которая пасется здесь с другими сестрами своими. Всем место есть! Так что же люди!? Толкаются, кричат и в морду бьют соседа, того, что ближе. Зачем нужна жестокость нам, что страха порождение? К чему идем, куда идем? Что можем рассказать мы нашим детям про честность и любовь, которую попрали сами? Нет веры нам в глазах детей! Не будет счастья им.
О солнце милое, свети достойным людям. Не трать тепла на согревание зла.

. . .

Как хорошо быть пьяным и не видеть горячих слез поруганной девичьей чести, упругого и стонущего тела, лежащего на красной простыне.
Как хорошо быть наглым и не слышать, работая локтями, хруст костей чужих, плач матери, зовущей сына и стон отца под сапогом твоим.
Как хорошо быть сильным и не знать, что вылетает челюсть от удара, и череп трескается пополам, роняя мозг кровавый на асфальт.
Как хорошо быть хитрым и уметь отнять последнюю краюху хлеба, послать друзей своих на смерть, а самому остаться дома.
Как хорошо совсем не жить: не видеть уцененной страсти, не знать, не слышать, не уметь, не торговать душой во славу живота!

 

Эйфория

Поднять бы ком земли промерзшей,
Подкинуть резко под крыло Вселенной,
Встать смирно, рот разиня в небо,
И ждать, когда обратно упадет…

Метаморфозы
(песня)

У зеленого причала
Синеморская волна
Ветру трепетно шептала:
Я одна, я одна, я одна…

У зеленого причала
Белоблеские суда
Гулко боком в пирс стучали:
Нам пора, нам пора, нам пора…

У зеленого причала
Голопестрая толпа
Кайф ловила и урчала:
Ах, жара, ух, жара, ох, жара…

У зеленого причала
Карехрупкие глаза
Немо в горизонт кричали:
Жду тебя, жду тебя, жду тебя…

У зеленого причала
Месяц искры разбросал.
Пена на песке ворчала,
Пляж в истоме засыпал.

Разбрелась толпа с толпою,
Нежно плечи приобняли.
И притертые кормою
Корабли в порту стояли.

И охальник теплый ветер
Уговаривал волну.
Хохотали чайки где-то,
Крабы ползали по дну.

У бетонного причала
Черно-яркие глаза
В ночь смотрели и … молчали,
На щеке росла слеза.

У зеленого причала
Солнце целовало мрак.
Волна, грустя, суда качала:
Все не так, все не так, все не так…
 

Эпитафия

Будь проклято мое здоровье!
Будь светел день, когда уйду!
И в гроб дубовый уложу
Свой горб и ум.
О, как доволен буду я тогда!
Как безразлично будет всем вокруг...
Ну, нет! Рога вам обломать.
Я буду жить. И водку пить.
И голос драть с балкона!
Комедь ломать и на кровать.
Или с женою снова.
Когда ж звонок мой прозвенит,
Душа к Иисусу улетит
И к погребенью будет все готово,
Костей моих вы не найдете дома.
Испепелюсь в гаргоновом огне.
Не плачьте, дети, обо мне.
Я счастлив там, даю вам слово!